«Не будь здесь нефти, не знали бы мы горя…»
Шейх племени аль-Байяти, провинция Басра
…29 марта 2014 года, с опозданием на полгода от планового срока, на месторождении «Западная Курна — 2» (ЗК-2) дали первую нефть. К этому моменту были построены установка подготовки нефти, экспортный нефтепровод и резервуарный парк, а также газотурбинная электростанция и десятки объектов жизнеобеспечения. Компания рассчитывала с июля 2015 года выйти на уровень суточной добычи нефти в 400 тыс. баррелей, однако и сегодня эта планка не достигнута (добывается порядка 350-360 тыс. баррелей). Несмотря на дополнительные инвестиции (по оценкам, они суммарно составляют уже около 7 млрд долларов) и начатые в 2016 году меры жесткой экономии (были сокращены ¾ персонала – не граждан Ирака), даже спустя 8 лет после подписания контракта компания не смогла вернуть затраченные средства. Все попытки руководства «Лукойл» добиться пересмотра контракта или смягчения ряда его положений наталкивались на неизменное жёсткое сопротивление на всех уровнях, которое при этом сопровождалось заверениями в дружбе.
В настоящее время «Лукойл», по некоторым данным, рассматривает возможность выхода из проекта ЗК-2, но такое решение принять очень непросто. Во-первых, это будет означать, что самый амбициозный зарубежный проект компании оказался провальным; во-вторых, иракская сторона недвусмысленно дает понять, что в случае ухода из ЗК-2 «Лукойл» потеряет и права на довольно перспективное месторождение в соседних провинциях Зи-Кар и Мусанна, так называемый «блок 10» площадью 5,6 тыс. кв. км. 20-летний контракт на сейсмо- и геологоразведку, разработку и добычу на «блоке 10» с возможным продлением ещё на 5 лет был подписан в мае 2012 года, причем компенсация за добытый баррель нефти составляет 5,99 долл. При этом «Лукойлу» в проекте принадлежит 60%, 40% – японской INPEX Corp., держателем контракта с иракской стороны является государственная South Oil Company. Дополнительную проблему создал тот факт, что эта расположенная в Басре компания, курировавшая ранее все нефтяные объекты на юге Ирака, в настоящее время не существует – ранее о создании собственных нефтяных компаний объявили в провинциях Мейсан и Зи-Кар, а South Oil Company преобразована в Basra Oil Company с неясными юридическими правами на ранее заключенные сделки.
Если в «Лукойле» ещё размышляют, то руководство Royal Dutch Shell уже приняло решение избавиться от всех своих нефтедобывающих активов в Ираке. В частности, в октябре с.г. стало известно, что компания выходит из проекта по освоению крупного месторождения «Маджнун» в провинции Басра, где в настоящее время добывается около 235 тыс. баррелей нефти в сутки. Консорциум в составе Shell (45%) и малайзийской Petronas обязался поднять производство до 1,8 млн баррелей в сутки к 2024 году, но в Shell пришли к выводу, что эта миссия в сложившихся условиях невыполнима.
Когда поле боя покидают такие мощные игроки, как Shell, то перспективы более слабых и вовсе призрачны. К примеру, попытки «Татнефти» зайти на иракский рынок закончились фиаско на начальном этапе. Даже крупнейшая в РФ нефтегазовая компания «Газпром» ведёт себя в Ираке крайне осторожно, ограничившись 30% в небольшом проекте «Бадра» (провинция Васит), а также разработкой трёх малозначимых месторождений «Халабджа», «Шакал» и «Гармиан» к востоку от Киркука, предварительно согласовав работу в курдской автономии с Багдадом и предоставив техническое обслуживания добывающего комплекса «Гармиан» американской компании Petrofac (видимо, в порядке подстраховки от санкций).
Ещё одна российская компания – «Башнефть» – в консорциуме с британской Premier Oil в ноябре 2012 года подписала с South Oil Company контракт на геологоразведку, разработку и добычу на «блоке 12» в провинциях ан-Неджеф и Мусанна, но сумма контракта по меркам нефтяного бизнеса мизерна: инвестиции должны были составить 120 млн долл., причём консорциум должен выплатить иракской стороне бонус в размере $15 млн. Осенью 2016-го «Башнефть» перешла под контроль «Роснефти», и в феврале 2017-го появились сообщения о том, что генподрядчиком буровых работ на «блоке 12» (китайская Zhongman Petroleum and Natural Gas Group) начато бурение поисковой скважины. Перспективы данного проекта остаются неясными, особенно в свете последних событий, связанных с той же «Роснефтью» в курдской автономии – регионе, который считался одним из самых благоприятных мест в Ираке для ведения бизнеса. Помимо общей относительно стабильной обстановки, весомым аргументом был следующий: в Багдаде до сих пор не могут принять многократно обсуждавшийся закон «О нефти и газе», а парламент Иракского Курдистана еще в 2007 году издал закон № 22, касающийся нефти и газа, который «основан на Конституции Ирака и включает в себя все инструменты по заключению контрактов» (по словам местных властей). Однако и там всё обстоит не так гладко, а после истории с «Роснефтью» вообще встаёт большой знак вопроса.
В феврале 2017 года эта российская компания заключила с региональным иракским правительством Курдистана контракт на покупку и продажу нефти в период с 2017 по 2019 год, причём было перечислено в качестве аванса 1,3 млрд долларов. В сентябре, за неделю до проведения референдума о независимости в Иракском Курдистане, «Роснефть» объявила о подписании с региональным правительством документов, необходимых для вступления в силу соглашений о разделе продукции (СРП) в отношении пяти блоков, расположенных на территории автономии. После референдума последовала силовая операция «по восстановлению конституционного порядка», и ситуация изменилась. Однако 20 октября «Роснефть» и власти автономии объявили о начале реализации проекта по эксплуатации нефтепровода, доля российской компании в котором может составить 60%. Реакция Багдада не заставила себя ждать: Министерство нефти Ирака попросило «Роснефть» разъяснить позицию по контрактам с Иракским Курдистаном и подтвердило свою позицию – любой контракт, заключенный без согласия федерального правительства, считается незаконным, а компании грозит ответственность за его нарушение. Соответствующее заявление сделал и парламентский комитет по нефти и газу, в котором призвал российскую нефтяную компанию отказаться от сделки. Наконец, 15 ноября посол Ирака в РФ Хайдар Мансур Хади Аль-Азари отметил: «Договоры были подписаны без участия федерального правительства, и оно не несёт по ним обязательств… Необходимо переподписать договоры или найти механизм для поиска решения в рамках закона». Конечно, в Багдаде вряд ли решатся на то, чтобы лишить «Роснефть» права работать в Ираке, но и компания вряд ли получит результаты, на которые рассчитывала.
Объектом давления и интриг в Ираке стали даже крупнейшие американские нефтяные корпорации, до вывода оккупационных войск рассматривавшие Ирак как свою вотчину. А ведь они помимо собственных финансовых и технологических возможностей опираются ещё на то, что задача оказания всемерной поддержки «своему» бизнесу прямо вменена в обязанность дипломатических и других ведомств США. Рекс Тиллерсон до того, как стать госсекретарём, в течение многих лет работал на посту руководителя компании Exxon, и тем не менее в мае 2012 года ExxonMobil была исключена из списка участников тендера на разведку и добычу газа на 12 участках на юге Ирака из-за подписанного с руководством Иракского Курдистана соглашения, дающее право на разработку нефтяных месторождений в шести секторах на территории автономии. В 2016 году Exxon Mobil вышла из трёх из шести разведочных блоков, которыми она управляла в регионе Курдистана (провинция Сулеймания). Ранее другая крупная компания из США – Chevron вышла из блока Рови в провинции Дахук. Причиной явился, скорее всего, иранский фактор: в Тегеране не упускают возможности использовать любой шанс через своих агентов влияния в Ираке нанести американцам урон, желательно посущественнее. Не исключено, что одной из главных целей иранцев в ближайшем будущем станет взятие под контроль и основных месторождений на юге Ирака. Однако здесь есть сомнения, поскольку существует ещё одна мощная внешняя сила, которая движется к цели без огласки и пафоса, но эффективно, – речь о Китае.
В настоящее время в Ираке представлены десятки китайских компаний – операторов, подрядчиков, субподрядчиков. Так, China National Petroleum and Gas Corp (CNPC, Китайская национальная нефтегазовая корпорация) с начала 2010 года разрабатывает месторождение «Хальфая» (провинция Мейсан). Китайцам принадлежат 50% акций, по 25% имеют французская Total и малайзийская Petronas. Годом раньше эта компания получила контракт на разработку крупного месторождения «Южная Румейла» (провинция Басра) сроком на 20 лет с возможностью продления ещё на пять лет, доля CNPC – 37%. В Ираке работает также China National offshore Oil Corp. (CNOOC, Китайская национальная офшорная нефтяная корпорация), которая участвует в разработке нефтяных месторождений в провинции Мейсан («Базарган» и другие). Всего на нефтяных месторождениях юга Ирака работают более 10 тыс. граждан КНР, причем обосновываются они капитально: если вахтовые посёлки других компаний представляют собой вагончики либо сборно-щитовые конструкции, то в китайских компаниях это капитальные здания с развитой внутренней инфраструктурой, включая бассейны и даже обширные травяные газоны с павлинами. Примечательно, что китайские компании ни разу не попадали в сводки безопасности: они сумели наладить отношения как с властями, так и рядовыми жителями. В 2016 году было открыто прямое воздушное регулярное сообщение между Басрой и несколькими городами КНР.
Китайцы пришли в Ирак всерьёз и надолго. Им не страшны ни санкции США, ни противодействие соперников. В долгосрочной перспективе именно китайцы могут стать главными потребителями и распорядителями нефти в Ираке. И не только нефти.
Антон Веселов