Писатель Григорий Чхартишивили, известный как Борис Акунин, для меня личность загадочная. С одной стороны, он умен, хорошо образован и начитан. С другой, образованность и начитанность почему-то вылилась в какие-то невероятные формы протеста, хотя по его книгам видно, что он точно знает, к чему приводят революции.
Разумеется, Борис Акунин не из тех, кто, подобно навальнятам, распространяет, не задумываясь. Он пытается проанализироваь, обобщить, вывести законы развития общества. У него есть не только жизненный опыт, но и опыт работы с документами, с первоисточниками. И тем не менее, сам склад ума не позволяет, бесспорно, прекрасному литератору смотреть на факты объективно. Он их нанизывает на заранее заготовленную концепцию, как кусочки мяса на шампур.
Отбракованные по разным причинам факты остаются невостребованными, и вот перед нами классический «шашлык» — блюдо из тенденциозно подобранных свидетельств, которые рисуют картину мира, далекую от реальной.
Борис Акунин разочаровался в демократии, которой, оказывается, нет даже на Западе. На ее смену должна прийти «власть достойных» — меритократия. И он не первый из либералов, кто вспомнил об этой утопии — уже лет десять известные журналисты, бизнесмены и даже экономисты либерального толка поют ей дифирамбы.
На днях в интервью радио «Свобода» Акунин, опять обратился к этой теме.
«В Великобритании вдруг произошел Brexit, в Америке вдруг победил Трамп, в Западной Европе вдруг начинают поднимать голову и получать популярность странные популистские партии. Все это, на мой взгляд, признаки общего кризиса демократии. Она выполнила или почти выполнила некую изначальную задачу и уткнулась в потолок.
Видимо, сейчас будет происходить серьезная трансформация, которую еще предстоит пережить. С точки зрения моего персонажа, демократия, так же как перед этим средневековое государство, абсолютная монархия, — это некий этап в развитии человеческого общества, за которым должен прийти более продвинутый, гибкий механизм. Он обычно называется меритократией — люди, у которых больше заслуг и достоинств, имеют в обществе больший электоральный вес.
Всем понятно, что в демократии есть существенная несправедливость. Голос какого-нибудь 18-летнего человека, который мало что знает про жизнь, весит ровно столько же, сколько голос нобелевского лауреата. Как раз из-за этого возникает демагогия, популизм: массе избирателей легко заморочить голову», — изложил литератор основную идею новой «смены вех».
Эта концепция весьма популярна в определенных кругах. И, согласитесь, в первом приближении выглядит довольно привлекательно. Если бы не содержала в себе фундаментальную ошибку.
Дело даже не в том, что бывший премьер-министр Родезии Ян Смит в своих мемуарах прямо называл сложившуюся в его стране государственную систему меритократией. С точки зрения этого спорного политика, «достойными» могут быть только белые люди, а значит, черные права голоса не имеют. Как мне кажется, уже одна только связь либеральной утопии с режимом апартеида должна бы вызвать сомнение.
Но есть более серьезное возражение.
По мнению Бориса Акунина и людей со схожей позицией, достойные — это прежде всего интеллигенция. То есть хорошо образованные, умные люди, способные принимать правильные с точки зрения гуманизма решения. Крестьяне и рабочие в избирательные кабинки допущены быть не могут — просто не пройдут электоральный тест. «Избирательное право тоже должно быть разных уровней, потому что экзамен можно сдать по-разному. Если ты экзамен сдал на тройку, то избирай только депутатов муниципального уровня. Если ты сдал экзамен хорошо, выбирай, кого хочешь. Вообще, путь, который проходит человек за жизнь, его работа, заслуги перед обществом, перед страной должны как-то оцениваться, в том числе и в электоральном смысле. То есть человек не просто живет, а увеличивает свой электоральный капитал. В начале, допустим, имеет один голос, а если чего-то достиг, имеет три или три с половиной голоса», — рассуждает писатель.
Борис Акунин преподносит идею как бы полемизируя, однако не уверен он лишь в деталях. Главная концепция ясна: к управлению государством, прежде всего голосованию, могут допускаться лишь достойные. Например, писатели, чьи книжки расходятся миллионными тиражами. Или популярные артисты. А также музыканты, художники, ученые.
В этом убеждении и кроется основная ошибка либералов.
При классической демократии, которая, как известно, появилась почти 3 тыс. лет назад в древнегреческих полисах, было весьма строгое деление на граждан и людей второго сорта — рабов. Соотношение между ними было примерно 30 — 40 тысяч на 70 — 80. Причем правом голоса обладали только мужчины — в народное собрание входило не более 6 тысяч человек: аристократы, земледельцы и ремесленники.
Но была у граждан-мужчин одна главная обязанность: все они были воинами, ополченцами. Готовыми в трудную минуту отдать за родной город-государство свою жизнь. Вооружались сами, в зависимости от достатка.
Самыми богатыми были пентакосиомедимны (пятисотники), собравшие больше пятисот мер зерна. Им хватало средств на шлем, меч, латы, это были тяжеловооруженные воины. Всадники (300 — 500 мер зерна) были способны содержать коня, зевгиты (200 мер) составляли самое многочисленное легко вооруженное войско. И наконец, самые бедные граждане — феты (меньше 200 мер в год) — воевали редко, имели вспомогательные функции.
А вот рабов в ополчение брали весьма и весьма редко. Хотя бы потому, что оружия у них не было, а пользы от безоружного на поле брани никакой.
Другими словами, граждане, на которых распространялось избирательное право при демократии, — это не искусный ритор или трубадур, не юрист или лицедей, а прежде всего патриот. Ибо родной полис для каждого жителя — высшая ценность, а безопасность города-государства — самая главная забота. Именно благодаря исключительной безопасности Афин здесь развивались науки, ремесла, этот сравнительно небольшой по численности народ дал миру столько философов, сколько не дал никто ни до, ни после.
Любопытно, готовы ли наши либерально ориентированные сограждане, считающие себя элитой общества, брать на себя всю полноту ответственности за Россию — не только в мирное, но и в военное время, в том числе защищать родину с оружием в руках и погибать за нее и за всех «недостойных»? Думаю, вряд ли. Почему-то я уверен, что любители меритократии так далеко не заглядывают и умирать не согласны — сидеть в окопах должны другие. Те самые, кого они не намерены пускать на избирательные участки.
Теперь наверное многим станет понятно, почему попытка прямого народовластия в виде украинского Майдана была заранее обречена. Помните ведь, как министров назначали на киевской площади, а министры, «утвержденные» толпой, поначалу послушно перед ней отчитывались о проделанной работе? Вскоре революционный задор сошел на нет, хотя победители «революции гидности» до сих пор удивляются, почему у них не получилось.
А вот почему.
В классическом древнегреческом полисе (как чуть позднее и в римском) — жило 30 – 40 тысяч граждан и 90 – 100 тысяч рабов. Однако членами народного собрания, то есть, гражданами с правом голоса, было не более шести тысяч мужчин старше 21 года. На какие сословия они делились, я рассказываю в «Утре», повторяться не хочу. А вот о почти сакральном числе полноправных членов народного собрания (оно называлось гилея) говорю только здесь.
Оказывается, прямое народовластие возможно лишь в том случае, если гилея не превышает 6000 человек — путем многовековых проб и ошибок древние греки установили, что в противном случае теряется эффективность управления городским хозяйством. Гилея собиралась примерно сорок раз в год, то есть чаще, чем раз в десять дней люди бросали все свои дела и шли на площадь голосовать — это была их обязанность.
Рутинная работа народного собрания — выборы магистратуры (городских менеджеров, которые избирались только из аристократов). Каждый полноправный гражданин имел право выходить с законодательной инициативой, для чего он должен был изложить законопроект письменно (на досках, в виде таблиц) и вывесить на видное место, чтобы все члены гилеи могли с ним ознакомиться.
Любопытно, что во всех полисах существовали законы о защите демократии. В частности, в Афинах было установлено, что если гражданин узнавал о подготовке захвата власти или госпереворота, то должен был об этих планах донести «куда следует». В этом случае донос считался геройским поступком, доносчик претендовал на имущество организатора мятежа. И часто оно к нему и переходило.
Однако палка была о двух концах: если донос не подтверждался, то на имущество стукача претендовал уже тот, кого оклеветали. Но это так, к слову.
Разумеется, счастливые древнегреки плодились и размножались. И когда гилея превышала шесть тысяч человек, избыточное население покидало город вместе со своими рабами и организовывало колонию на свободных землях. Через некоторое время колония превращалась в новый полис. Так регулировалось то самое сакральное число членов народного собрания, о котором я упомянул, — до следующего демографического кризиса.
Если украинцы такие уж сторонники прямого народовластия, они, конечно, просто обязаны учитывать опыт Эллады. Незалэжная держава должна поделиться на 400 – 500 маленьких городков, в каждом из которых 6 тысяч человек будут еженедельно собираться на местные майданчики и решать все проблемы управления. Остальные 100 – 110 тысяч жителей укрополиса должны смириться с неполноправной ролью домочадцев и бесправной ролью холопов.
В противном случае бунтующий народ всегда будет сталкиваться с неразрешимой проблемой: в результате любого госпереворота или революции к власти приходят не самые честные, а самые пронырливые. Не, те, кто вышел свергать «злую панду», а те, кто использовал чужую активность для личного обогащения.
Кстати, в Спарте существовал запрет на роскошь, законодательно запрещалось иметь замки на дверях и ставни на окнах. То есть, каждый мог войти в дом соседа и проверить, не сильно ли он разбогател. И если сильно, то часть имущества изымалась, хозяину оставляли только самое необходимое. Подобные запреты существовали во всех полисах, но в Спарте он был самым свирепым.
Почему бы украинцам не принять на вооружение такой действенный способ борьбы с олигархами? В общем, как в анекдоте: да здравствует рабовладельческий строй — светлое будущее человечества.
А Борису Акунину и его единомышленникам, которым, как известно, нет никакого дела до других стран, поскольку они постоянно думают, как им обустроить Россию, придется каким-то образом объяснить населению прогрессивность и разумность некоторых базовых преобразований, на которых они настаивают.
Например, писателя (и, поверьте, многих других оппозиционеров) особенно возмущает, почему нобелевский лауреат имеет всего один голос — столько же, сколько 18-летний мальчишка без жизненного опыта и достойного образования. Ответ на этот вопрос на самом деле очень прост: потому что 18-летнему парню государство доверяет себя защищать и даже дает в руки оружие.
То есть, погибать за страну он право имеет, а голосовать, по версии либералов, — нет. Потому что глупее нобелевского лауреата. И, конечно, глупее Бориса Акунина.
Павел Шипилин pavel-shipilin.livejournal.com utro.ru