C 16 по 17 февраля текущего года в немецком Бонне прошел очередной саммит глав дипломатических ведомств G20
Сама по себе «Большая двадцатка» весьма неоднородна. С интересующей нас точки зрения, представленные в ней страны можно условно разделить на две неравные по количественному составу группы: государства с глобальными геополитическими амбициями (США, Россия, Китай, Великобритания, Германия, Франция), а также остальные страны — участники G20, таких амбиций не проявляющие (Австралия, Аргентина, Бразилия, Индия, Индонезия, Италия, Канада, Мексика, Саудовская Аравия, Турция, Южная Корея, ЮАР, Япония). По понятным причинам все внимание обращено на слова и действия представителей стран первой группы, от взаимоотношений между которыми во многом текущая мировая политика и зависит.
Конечно, страны из второй группы также участвуют на правах младших партнеров государств-лидеров в обсуждении глобальных международных проблем. К примеру, традиционно такие государства, как Австралия, Италия, Канада, Южная Корея, Япония, выступали с поддержкой позиции Соединенных Штатов, впрочем, как и такие более серьезные самостоятельные игроки, как Великобритания, Германия и Франция.
Создается впечатление, что Россия на этом форуме остается как бы в политическом одиночестве. Но это не так. Ведь следует учитывать, что саммит G20 — это не то место, где все решает большинство голосов. G20 — это прежде всего просто площадка для дискуссий, определенного рода форум для неформального обмена мнениями между политическими лидерами стран, входящих в двадцать крупнейших национальных экономик мира. Этот форум не принимает каких-то обязательных для исполнения решений, однако именно там пытаются выстраивать диалоги по важнейшим вопросам финансовой и экономической политики.
Именно потому для общения в формате «Большой двадцатки» характерны не пленарные заседания и даже не полноценные переговоры, а двусторонние встречи за закрытыми дверями, вдали от любопытных глаз и ушей прессы. Результаты консультаций между лидерами государств либо министрами иностранных дел, как правило, оглашению не подлежат, и об этом приходится только строить догадки с разной степенью вероятности.
Поэтому было бы странным ожидать от итогов этой встречи министров иностранных дел каких-то крутых поворотов во внешней политике представляемых ими государств или судьбоносных для всего мира решений.
Февральский саммит 2017 года в этом смысле не стал исключением. Скорее наоборот, он в очередной раз подтвердил статус G20 как неформального клуба правительств двадцати государств. Несмотря на то, что в повестке встречи были формально анонсированы такие вопросы, как свобода международной торговли, различные аспекты регулирования финансовых рынков и проблемы охраны окружающей среды, а также помощь Африке, всеобщее внимание было приковано отнюдь не к ним.
Наверное, самым первым по важности событием саммита стало появление на нем вступившего совсем недавно в должность нового государственного секретаря США Рекса Тиллерсона. Именно он и стал главным ньюсмейкером встречи, и причины этого очевидны, тем более что Тиллерсон по прозвищу Техасский Ти-Рекс — не кадровый дипломат.
Однако помимо личного дипломатического дебюта от Тиллерсона ожидалось некоторое прояснение позиций новой американской администрации по внешнеполитическим вопросам. К примеру, из выступлений Дональда Трампа во время его предвыборной кампании можно было сделать вывод о том, что он не является сторонником многосторонних соглашений, и не вполне верит в действенность международных структур, предпочитая выстраивать двусторонние отношения. В России с большим интересом ждали, насколько успешным окажутся переговоры Тиллерсона с Сергеем Лавровым.
Перед началом встречи журналисты задали российскому министру вопрос о его отношении к текущей политической ситуацией в США, на что он очень сдержанно сообщил, что Россия не вмешивается во внутренние дела других стран, и дальше встреча продолжалась в закрытом режиме.
По ее окончании Сергей Лавров сообщил прессе, что речь на ней шла о взаимодействии США и России в борьбе с международным терроризмом в Сирии и Афганистане, а также о ситуации на Украине. Очень характерно, что противодействие ИГИЛ (запрещено на территории Российской Федерации) стало первоочередной темой в общении глав дипломатических ведомств России и США, ведь именно на целенаправленной борьбе с этой террористической организацией делал основной акцент Дональд Трамп во время президентской гонки.
В связи с этим будет уместным предположение, что стороны предварительно согласовывали вопросы по непосредственному участию США в уничтожении террористических группировок в Сирии. При этом показательно, что буквально накануне по этим же вопросам встречались председатель Объединенного комитета начальников штабов США Джозеф Данфорд и начальник Генерального штаба РФ Валерий Герасимов.
Вместе с тем не стоит думать, что американо-российские разногласия по делам Сирии в течение ближайшего времени получат какое-то быстрое и однозначное разрешение. Позиции сторон изначально имеют больше конфликтных моментов, чем точек соприкосновения, и главный спорный момент — судьба Башара Асада. Российская позиция известна давно и никогда не скрывалась, как и американская. В принципе, эти слова применимы и к ситуации на Украине, хотя и с некоторыми нюансами, не меняющими сути.
Следует заметить, что Рекс Тиллерсон, впрочем, так же, как и Дональд Трамп, выходец из деловых кругов. Так что наиболее вероятной для них представляется исключительно деловая манера ведения переговоров. То есть при наличии определенной цели Трампа будет, прежде всего, интересовать цена вопроса. Как говорится, «Just bisiness» — просто бизнес, ничего личного, и никаких безоговорочных следований доктринам, пусть даже и либеральным.
Поэтому можно предположить, что на встрече Лаврова и Тиллерсона стороны представили друг другу те цели, к которым они стремятся в Сирии и на Украине, а также ту цену, за которую готовы друг другу уступить. Проще говоря — проговорили свои позиции для понимания перед дальнейшими, уже полноценными переговорами лидеров двух стран. Трудно сейчас предполагать, какую именно цену запросили американцы за свой отказ от активного вмешательства в украинские дела и была ли возможность такого отказа озвучена вообще. Если была, то вполне возможно, что в качестве такой цены мог быть обозначен отказ России от дальнейшей поддержки Асада.
Однако готовность России заплатить такую цену представляется маловероятной, и об этом российское руководство заявляло неоднократно, в том числе и на самом высшем уровне. Поэтому если от американцев такое предложение и поступило, то, скорее всего, оно будет отвергнуто и сторонам придется искать другие варианты компромисса.
Кстати, Лавров сообщил прессе, что вопрос о снятии с России санкций в разговоре с Тиллерсоном не поднимался. Тут можно предположить два варианта: либо Москва и Вашингтон по поводу санкций уже пришли к какой-то договоренности, либо этот вопрос просто не считается предметом торга, поскольку ни одна из сторон уступать не намерена.
Так что на фоне значения для общей международной обстановки встречи Лавров–Тиллерсон все остальные контакты российского министра иностранных дел со своими коллегами из Германии и Японии, а также другие двусторонние консультации на полях саммита G20 сильно померкли и не привлекли никакого внимания. Это неудивительно, потому что все понимают: ключ к решению большинства актуальных международных проблем находится сейчас именно в руках Москвы и Вашингтона.
Тимофей Умнов pfact.ru